Русские были и небылицы - Страница 74

...

Как ведьмы отнимают молоко у коров

[23 апреля. Ягорий (Егорьев день).] Весь домашний скот, исключая свиней, выгоняют «на росу» до зари, с вербою, со свечой, с которою стояли в Вербное воскресенье в утрени или обходили вокруг храма в Светлое Христово Воскресение, и с иконою Георгия Победоносца.

Скот гонят «на зилинь» (на озимь), пасут его до тех пор, пока роса спадет. Вербу втыкают затем на своих полосах, а свечу прячут к следующему разу.

Во время выгона скота колдуньи отнимают молоко у коров. Бывает это так: а) колдунья кладет две палочки на дороге крестообразно, и какая корова пройдет через эти палочки, будет давать молока меньше обыкновенного; оно уйдет к колдунье; б) колдунья берет, прежде нежели коровы напьются, в реке воду, и какая корова напьется в этом месте, будет давать молока меньше: оно уйдет к колдунье; в) колдунья впереди коров собирает росу, и коровы, которые будут есть траву, с которой снята роса, дадут молока меньше: оно уйдет к колдунье…

Одна крестьянка по секрету уверяла, что ее соседка в этот день брала воду в реке, когда можно было взять ее в колодце ближе. Она же видела, как та клала палочки на дорогу и потом унесла их домой. Крестьянку эту считают колдуньей.

Один крестьянин вывел лошадей «на росу». Пустил их, связал оброти и ходит себе вокруг лошадей. Вдруг смотрит: кума его собирает росу в подойник. Он тихонько, незамеченный ею, почти рядом с ней идет и собирает росу на оброти (уздечки из пеньковых веревочек), а сам приговаривает:

– Что куме, то и мне!

Принес оброти домой, повесил их.

Пришла пора коров доить, с обротей молоко и потекло. Тогда-то крестьянин догадался, зачем нужна была роса куме.

Меж крестьянками постоянно питается ненависть к какой-либо бабе, которая много масла продает, а молока бывает для семейства вволю. Многие крестьянки, боясь, что отнимут молоко у коров, не выгоняют их рано, а когда солнце хорошо обогреет землю.

...

* * *

У одного крестьянина было четверо детей, и жили у него две старухи в доме – одна его мать, а другая – его жены. Старухи постоянно ссорились между собой так, что и хозяевам житья не стало. Не выдержал Иван Афанасьев и прогнал тещу со двора: выгнал он ее, а хозяйство-то и пошло в разлад. Умер у него один сын, умер другой. Пала корова. Пойло овцы перестали брать, коль пронесешь через ворота, – ну, словом, пошучено на дворе. Да так пошучено, что хоть беги, – все в расстройстве.

Вот приходит как-то в избу беглый татарин. Походил он, походил по избе да и говорит:

– У тебя, хозяин, в избе неладно. Жили у тебя две старухи, передрались они, и одна подшутила.

– Что ж делать-то?

– А вот что. Открой подпол, полезай в него да возьми с собой нож.

Жуть меня взяла (рассказывает крестьянин), а все же полез. Вслед за мной и татарин. Влез и говорит:

– Копай здесь!

Стал я ножом ковырять землю в подполье, да вдруг нож и звякнул во что-то.

– Выкапывай, – говорит татарин.

Выкопал я ком глины, а из него торчит волос.

– Волос-то с погоста, – говорит татарин. – Разотри ком да пережарь. А когда пережаришь, снеси пепел в двенадцать часов на перекресток двух земель и брось его в речку, а оттуда иди не оглядывайся.

Сделал я все, как он сказал мне, бросил пыль, сам иду с ужасом, не оглядываюсь, а за мной вроде кто-то ползет, и цапает, и охает.

Так я и пришел домой. А с тех пор все на лад и пришло.

...

* * *

Бывают такие люди, нехорошие, которые рады спортить свадьбу. Когда мы в детстве бегали вокруг дома, где была свадьба (должны были везти невесту), подходит старушка и говорит нам:

– Деточки, киньте эту горошину в сани, где везут невесту! И приговорите: «Девять горошин, десятая невеста, лошади ни с места!»

И вы знаете, всю упряжь лошади перервали, не могли съездить! Пока дружка не догадался, не перевернул сани, все оттуль не вытряс, вымел метелочкой, ковер постелили (ну, половики, свои такие ковры с кисточками ткали). Сена вниз положил свежего.

Тогда запрягли, и лошади поехали. Вот какая сила бывает в этом! Не знаю, что такое.

...

Ну а про Обносьевну-то, Амосовну, и баить нечего! Покойница (не тем буде помянута) почудила на своем веку. Помнишь, как месяц-то скрала (забыл я, чья тогда свадьба-то была) да как енти-то дороги не нашли?!

Присушить, испортить ли кого – это ее дело. А на Святках-то, бывало, оборотится свиньею да за девками пыляет!

Умирала-то как: и рот-то скосоротит, и язык-то высунит, а все снохе-то кричит:

– Невеска! Невеска! На-ка тебе!

Все что-то отдавала – знать их, каянных-то (окаянных). Да уж как-то – не то подняли конек крыши у избы, – она окочурилась.

...

* * *

В трех верстах от Мещовска, близ селения Медведок, стоят два засохших дуба. Предание гласит, что сюда собираются со всех сторон колдуны, колдуницы и ведьмы для забав и игр.

Это высказала одна умиравшая старуха, которая слыла во всем околотке величайшей еретицей. Сказанные дубы получили такую крепость и силу, что ни один топор и ни одна пила не в состоянии отделить их от корня.

Они столь достопамятны в устах народа, что произошла от них бранная поговорка: «Що ты так зла, ай давно на Медведских дубах не была?»

...

Удельницы, вещицы

Другодольные удельницы собой – черные, волосатые, голова растрепана, волосье распущено. Они преждевременно вынимают младенцев из утробы матерней, уродуют их и мучат родильниц.

Если поносная женщина спит навзничь, нараспашку, пояса нету, а случится на столе ножик, удельницы вынимают им младенца. Оттого рождают уродов, или женщина понесет, а живот окажется пустой.