…После этой поры жили много времени, и наступил разбой. Ходил он шайками, по сорок человек. Разбой богатых мужиков грабил и резал. У нас был в Мадовицах богатый мужик, Бирюк звали. Его захватили в Преображенской церкви. Из церкви утащили на реку и замучили. У них фатера была на Коленьге по речке Пестову (приток Коленьги). Тут была земляная изба. Они много кое-чего нагрудили около той избушки. У этой местности ничего теперь наверху нет. Только один мужик, Устин с Ростова, из деревни Починка, нашел полтора пуда свинцу, а больше ничего не могли добраться. А добирались все сабли Александра Невского. Она есть тут на самом деле, да не многие знают про это, – кто слыхал от прежних людей.
Разбой стал много проказу делать. Он грозится на Гусиху (деревню. – Ред.).
– Надо, – говорит, – ограбить.
Гусишана узнали об этом и собрали народ с шести волостей. Народ был в гумнах и домах спрятан. Разбой пришел. Был Проня на Гусихе, который знал заговор, и заговорился, что его не брала пуля. У разбойников был тоже заговорщик. Он заговорился, и его тоже не брала пуля. У Прокопья была середка разломана до перевод. Был еще дымник. Проня улез в этот дымник.
У их был уговор: пока Проня не стукнет из оружья – народу не выкрываться, а как учуют стук, дак народу вдруг хлынуть на разбойников. Как приходит этот разбой до Гусихи, атаман и говорит:
– Теперь Гусиха сгоготала и Проня пропал!
Идет этот атаман по переводам у Прони. Проня – ничего другого – из дымника выстрелил из оружья серебряной пуговицей; атаман с переводов упал. А народ услыхал этот стук, и со всех сторон содвинулись. Разбой испугался – и сейчас к озеру, и приметались в озеро. Там и решился, всего сорок человек.
...(Из собрания Д. Садовникова)
Один разбойник много душ губил. Стоит раз в лесу, возле мертвого тела (только что убил человека), вдруг ему кто-то говорит:
– Брось это! Нехорошее дело людей убивать! – Обернулся, смотрит, пустынник-старичок стоит.
– Да я, – говорит разбойник, – ничего больше не умею делать.
– Великий грех! Спасай свою душу, пока время есть! – говорит старичок.
– Да чем же я ее спасу?
– На вот тебе два замочка! – Взял и продел ему по замочку в уши, а ключи себе взял.
– Иди на горы, белых овец там найдешь: паси их. Когда замочки из ушей у тебя выпадут, тогда, значит, ты душу спас!
Разбойник все так и сделал: пошел на горы, нашел там овец и стал их пасти. О худом он все забыл и много лет пас овец, а замки все в ушах. Вот раз видит он, что едет большой дорогой кулак-купец, и думает себе разбойник: «А что, сколько этот купец из мужиков денег выжал? Все на него жалуются… Рады бы все деревни были, если бы его не было… Хорошо бы его убить!» Как подумал, так и сделал: купца зарезал, а деньги, которые с ним были, по всем окрестным деревням раздал. И испугался разбойник, что опять старый грех совершил: человека убил. Глянул себе под ноги, а замочки из ушей выпали, на земле около него лежат!
И подошел к нему старичок и сказал:
– Ты не человека убил, а свой грех!
Аханщиков (дед рассказчика П. С. Полуэктова) жил в лесу, около Василя, лет около ста назад, сеял пшеницу и этим кормился. Овец еще держал. И жила с ним одна дочь, такая рослая да здоровая. Она до тридцати лет в мужичьем платье ходила. Время разбойничье было, кругом леса, поневоле за мужика и на работу шла и везде. В тридцать лет она замуж вышла и плакалась, что робенком к венцу ведут.
Вот раз вышел дед в поле, а ходил он всегда без шапки. Все его в округе знали и прозвали Колышком, так Колышком и кликали. Попадаются навстречу разбойники.
– Кто идет? Стой!
А дело утром было, на заре.
– Ах, да это ты, Колышек, нам перва встреча! Разве не знаешь, что первой встрече, кто бы ни был, голову долой!
– Как, батюшка, не знать? Что ж делать-то, рубите! Вот она!
Ну, вот они возьмут (не раз это с ним было) долгий шест, смеряют в его рост, лишнюю-то вершинку отрубят и искрошат шест на мелки части, а его пустят.
– Ну, ступай да вдругорядь не попадайся, а то убьем!
А почему они его не били? Больно он добр был и не корыстен. Бывало, придут, овцу у него зарежут и уйдут – он и не взыскивает. Денег давали ему – не брал.
– Нет, куды мне? Не надо.
Раз и говорят разбойники:
– Эй, Колышек, поди-ка – мы лодку на Суре в песке оставили, с медными деньгами… Поди возьми!
– Куды мне, батюшка? Не надо!
Так и не взял, а после целую лодку водой вымыло, и кому-то вся казна досталась.
В селе Новиковка по лесам разбойники сильно шалили. У мужиков, промышлявших разбоем, не одно мертвое тело, случалось, на гумне, в соломе лежало. Бывало, в кабаке перекоряться начнут и припомнят друг дружке.
– У тебя, вора, на гумне-то что?
– Что?
– Поди, завальня три валяются (а завальнями мертвые тела они звали, потому что в солому заваливали).
Вот одного такого разбойника поймали; повинился он, что людей грабил, багром телеги из-под яра в воду стаскивал, убивал. Посадили его в острог. Он, для того чтобы у Бога грехи замолить, чтобы выпустили его, написал к любовнице письмо. В письме пишет, что надо рыть под дубом; там есть ход (лестница) и в подвале – золото.
– Часть этого золота, – говорит, – возьми и отдай на ризу Божьей Матери в церковь.
Письмо долго ходило по рукам, но клада не нашли.
(Из собрания А. Бурцева)
Жил в одной деревне бедный крестьянин. У него родился сын, и пошел он по своим соседям звать кого-нибудь в кумовья. Вышел на дорогу и встретился с разбойником; пригласил его в кумовья, и тот согласился. Когда окрестили младенца, кум подарил ему много денег, так что отец из бедняка стал богатым человеком и открыл на эти деньги лавку и постоялый двор. Когда мальчик вырос и начал выбегать на улицу, ребятишки стали дразнить его, что отец крестный у него разбойник, и даже отца попрекали, что он разжился на разбойничьи деньги. Мужику не нравилось это, он пошел в суд и объявил, что кум его – разбойник.